Сколько человек из 862 тысяч, содержащихся в российских следственных изоляторах, тюрьмах и колониях, ждали амнистии? Это вряд ли кто знает. Но ждали многие. Лично я впервые об амнистии услышал уже на второй день своего пребывания в одиночной камере казанского следственного изолятора ИЗ-16/2.

26 ноября 2009 года Кировский районный суд Казани огласил приговор — 1 год 9 месяцев лишения свободы. На моих запястьях защелкнули наручники, и «воронок» доставил меня в изолятор. А уже 27 ноября во время прогулки из соседнего прогулочного дворика я услышал приглушенный голос:

— За что сидишь?

— Ни за что.

— Тут все ни за что сидят. Статья какая?

— Разжигание социальной розни по отношению к социальной группе представителей власти.

— Ты Ирек Муртазин? У тебя Шаймиев терпила? — сосед оказался осведомленным.

— Да, — подтвердил я.

— Уйдешь по амнистии, — уверенно сообщил голос. — К Дню Победы многих выпустят.

— Мне подачки не нужны! — взъерошился я. — Освобожусь, когда дело доберется до Верховного суда России.

— Дай-то бог! — пожелал голос из соседнего дворика.

За 22 дня, проведенных в одиночной камере, во время прогулок мне еще не раз довелось услышать об амнистии.

В общей камере, куда меня перевели в конце декабря, тоже много о ней говорили. И не просто об амнистии, а об амнистии «золотой». Мол, это будет амнистия, по которой из тюрем и колоний освободят несколько сот тысяч человек, а оставшимся чуть ли не ополовинят сроки.

И в колонии-поселении, куда меня этапировали 1 февраля, до конца апреля темой номер один всех разговоров была предстоящая амнистия. Масла в огонь добавил начальник колонии, который на общем построении объявил, что «при хорошем раскладе» из 160 осужденных, содержащихся в ФБУ КП-17, будут освобождены 130 человек.

Все ждали амнистии. Например, Женька С., получивший два года за шесть угонов автомобилей «без цели хищения». По-хорошему, так Женьку надо было бы лечить. Лечить от войны. За два года службы в спецназе ГРУ он облазил все чеченские горы и привык брать без спросу все, на чем можно добраться быстро и срочно из точки А до точки Б. Эту привычку сохранил и на гражданке.

Ждал амнистии и Мансур И., прошедший Афганистан в составе десантно-штурмовой бригады. А в колонию угодил на два с половиной года за то, что средь бела дня провел «дерзкую операцию» по сдаче в металлолом трансформаторной будки, которая несколько лет валялась и ржавела на колхозных задворках, но оказалась «дорогостоящей материальной ценностью».

Надеялась на амнистию и Светлана А., мать троих сыновей, у которой посадили мужа, а вскоре умер отец. Женщина запила, получила два года условно за кастрюлю, украденную у своей матери и пропитую. Не угомонилась. Украла СВЧ-печь. Тоже у матери. Эту материальную ценность стоимостью 5 тысяч рублей Светлана пропить не успела, ее вернули потерпевшей. А преступнице дали еще два года. По совокупности, методом частичного поглощения, суд определил женщине 3,5 года лишения свободы. Фактически — за кастрюлю. Ее здесь, в колонии, так и зовут — Кастрюльщица. Жалеют и недоумевают.

Ждала амнистию и Татьяна Б., которой для хирургического лечения дочери срочно потребовалось 3 миллиона рублей. Женщина не придумала ничего иного, как набрать кредитов. Операции прошли успешно, девочка будет жить, а ее маму приговорили к 3 с половиной годам лишения свободы по статье «Мошенничество».

Ждали амнистию и другие осужденные, которые, как и Татьяна Б., не смогли рассчитаться за кредиты. Правда, не в несколько миллионов, а в несколько десятков тысяч рублей. Но статья у них та же — 159-я. Ждали те, кто во время бытовой ссоры в сердцах пригрозил жене (сыну, сестре, отцу…) и получил год- полтора за «угрозу убийством».

Но ожидания не оправдались. И когда в колонию-поселение доставили «Новую газету» с публикацией «Всем сидеть!» (№ 31 от 26.03.2010) о том, что 47 депутатов-единороссов отозвали свои подписи под проектом постановления об амнистии, все обитатели колонии-поселения, надеявшиеся на амнистию, люто возненавидели «Единую Россию». Как возненавидели эту партию родственники, друзья, знакомые тех, кто ждал амнистию. Возненавидели за то, что им, как чеховской Каштанке, дали проглотить «кусочек мяса» — надежду на освобождение, возвращение к женам, детям, родителям, избавление от арестантских роб и монотонной бесконечности арестантских будней. А потом «за веревочку» (процедура отзыва подписей под проектом) вытащили это «мясо» обратно.

То, что я сейчас скажу, кому-то, возможно, покажется крамольным. Но меня оправдывает то, что я сам не на свободе, отбываю наказание по приговору, который считаю и несправедливым, и незаконным. Так вот, плохо, отвратительно, мерзко то, что людям дали надежду, а потом отняли ее. Это уже садизм. Широкомасштабный. Государственный.

И предложение Светланы Бахминой (см. «Новую», № 37 от 9.04.2010) об освобождении женщин или хотя бы сокращении сроков лишения свободы на один год вряд ли будет услышано. Но даже если такое и произошло бы, эта косметическая мера не изменила бы Систему. Исправительные учреждения УФСИН — это бочка, которая не может быть полупустой. Амнистия и массовое освобождение осужденных, не сомневаюсь, приведет к тому, что маховик Системы заработает еще быстрее и снова наполнит бочку. И в массе своей — теми, кто совсем недавно освободился. Потому что они уже клейменные судимостью, с ними проще «работать». Потому что в исправительных учреждениях их приучили жить, втянув голову в плечи: здесь любая попытка напомнить, что у тебя кроме обязанностей есть какие-то права (хотя бы право на вежливое обращение), пресекается штрафным изолятором, а то и ужесточением режима содержания.

Я не знаю, как изменить Систему, но надо заставить суды, милицию, прокуратуру и даже адвокатуру работать по-другому. Надо избавиться хотя бы от печально известной «палочной» системы работы милиции, введенной приказом министра внутренних дел России № 650 от 5 августа 2005 года: по нему даже участковые должны были отправлять в суды как минимум одно уголовное дело ежемесячно. Приказ этот уже отменен, а привычка жить «под палками» у милиции осталась. Сужу об этом по людям, которые продолжают и продолжают прибывать в мою колонию. За четыре месяца, проведенных здесь, прочитал несколько десятков приговоров, написал два десятка кассационных и надзорных жалоб осужденным, запуганным Системой, даже не знающим, что кассационная и надзорная инстанции не могут ужесточить приговор.

Чем больше прочитано приговоров (через призму знаний, полученных мною за годы учебы в Московской государственной юридической академии), тем крепче мое убеждение, что надо избавлять судебную систему от заседаний «троек», в которые фактически превратились суды с участием дежурных адвокатов. Когда судья, прокурор и дежурный адвокат, пользуясь правовой дремучестью подсудимого, убеждают его согласиться на рассмотрение дела «в особом порядке», без исследования доказательств, приговоры выносятся в течение нескольких минут. При этом без права обжалования (в строгом соответствии с законом, по ст. 317 УПК РФ). Убежден, что эту норму УПК, которой беспардонно пользуются адвокаты, стремящиеся быстрее закончить свое дежурство и заняться денежными клиентами, надо вообще отменить. Или обязать вышестоящие судебные инстанции хотя бы просматривать эти дела.

А участь осужденных женщин можно облегчить, рекомендовав судам шире применять статью 82 УК РФ. По ней суд может предоставить отсрочку исполнения приговора женщинам-матерям до достижения ребенком 14-летнего возраста. Может, но не обязан. Но если будет вынесено специальное постановление Верховного суда России, подкрепленное рекомендацией его председателя не отказывать в применении этой нормы закона к женщинам, осужденным за неумышленные и нетяжкие преступления, то проблема хотя бы частично будет решена.

То же самое можно предпринять и в отношении женщин-матерей, ждущих условно-досрочных освобождений (критерии применения УДО настолько размыты, что логику судов, удовлетворяющих или не удовлетворяющих ходатайства осужденных, понять невозможно). И тогда десятки тысяч женщин, отбывающих наказание в колониях и тюрьмах, вернутся к своим детям и своим семьям.

Ирек Муртазин,
осужденный, содержащийся в ФБУ КП-17