Решение Минтимера Шаймиева уйти с поста президента Татарстана хотя и было озвучено еще в январе, но до сих пор является предметом обсуждения в российских СМИ. Как изменится экономическая и политическая обстановка в республике с уходом Шаймиева? Каковы основные черты и фундамент системы, которые он оставляет? Свой взгляд на эти вопросы опубликовал Артем Карапетян, в прошлом известный казанский журналист и замдиректора ЦЭСИ, ныне – главный редактор портала bankir.ru.

Сам Минтимер Шаймиев - фигура символическая. Один из региональных лидеров, вознесенных перестройкой, затем – несомненный лидер "парада суверенитетов", потом – один из апологетов губернаторской партии "Отечество – вся России". Политик, который сумел "пересидеть" Горбачева, ГКЧП, Ельцина и Путина. Глава региона, "отсидевший" пять сроков, благо математика подсчетов постоянно менялась. Первый – и последний – всенародно избранный президент Татарстана. Мастер политического компромисса и умения найти общий язык. Которого из себя вывело лишь однажды и только одно – преждевременное сообщение о его смерти.

Вслед за уходом Эдуарда Росселя это стало второй отставкой фигуранта из числа "большой четверки" региональных лидеров первого постперестроечного призыва. В строю осталось лишь двое – 75-летний президент Башкирии Муртаза Рахимов и 73-летний мэр Москвы Юрий Лужков. Наблюдатели полагают, что и здесь смена лиц не за горами. Ротация губернаторов вступила в миттельшпиль и стремительно близится к эндшпилю.

Но будет ли означать подобная "смена вех" и ротацию подходов к управлению российской экономикой?

ПЛАЧ ПО БАБАЮ

Сегодня, когда сама отставка Шаймиева еще остается в числе свежих событий, об этом почти не говорят. Отдают дань приличествующим случаю политическим и общественным социальным "па". Для той же Казани, которая буквально за десятилетие эволюционировала от негласной первой столицы российского сепаратизма к гласной третьей столицы России, это вещь вполне понятная и объяснимая. Слишком долго Бабай, как давно зовут Шаймиева в кругах местного истеблишмента, олицетворял особость Татарстана и его возможности добиваться того, чего прочим регионам зачастую и не снилось.

Сегодня в Казани говорят, что Шаймиев "позволил себе ельцинский уход". С удовлетворением отмечают, что татарстанский лидер сам назвал себе преемника – татарстанского премьера Рустама Минниханова. Вспоминают, что Шаймиев "предотвратил межнациональные столкновения" (бытует такой устойчивый миф-"страшилка" в Татарстане). И проч. и проч. Харизма мудрого Бабая сильна и устойчива. Как заметил как-то в кулуарах один известный в Казани актер, которого татарстанский президент поздравлял с очередным званием: "А рука у него такая, что поцеловать хочется…". Для тех, кто знает традиции новейшей истории Казани, легко подтвердят, что подобная история – отнюдь не нечто из ряда выходящее. Для Татарстана это вполне нормально: поцеловать эту руку здесь хотелось многим…

Разумеется, не вспоминают, как в 90-е чуть не прошла попытка отменить в Казани кириллицу. Как на площади Свободы в татарстанской столице рвали российский триколор. Как крестам на православных храмах Казани сделали обрезание – сняли полумесяц, как оскорбляющий чувства мусульман. Как долго в самых крайних казанских газетах Россию именовали "соседним государством". Публиковали явочные адреса "российских провокаторов", а слово "суверенитет" было едва ли не самым частым во всех государственных документах и речах. Как в начале 2000-х это же слово напрочь исчезло из чиновно-политического обихода, а махание российским флагом в честь очередных спортивных побед стало обыденной картинкой для казанских улиц. Как "клеветника" и "экстремиста" Ирека Муртазина, пустившего слух о смерти Шаймиева в своем блоге, когда-то сделали сначала пресс-секретарем президента, а затем главой местного телевидения.

…В несомненный плюс Шаймиеву ставят и процветание, к которому он привел Татарстан. Основной аргумент в пользу этого тезиса – "посмотрите, как изменилась Казань". Изменилась в смысле дорог, мостов, домов и спортивных сооружений, по которым татарстанская столица явно вознамерилась превзойти все мыслимые российские рекорды. Но что находится за этими фасадами?

КОРПОРАЦИЯ ТАТАРСТАН

В начале 2000-х в прессе прозвучал, хотя и не прижился, такой термин "минтимеризм". Под ним подразумевали довольно жесткий стиль управления экономическим развитием региона как единого хозяйственного организма. Именно его следствия – как позитивные, так и проблемные – сегодня можно считать модельными для многих российских земель.

Еще в 1990-е, пользуясь преимуществами полупризнанного суверенитета, команда Шаймиева жестко ограничила возможности ваучерной приватизации в Татарстане. Основной сверхидеей процесса было желание сохранить производственный комплекс региона под контролем государства и чиновничества. В итоге Татарстан лишился в своем развитии "точек роста" в виде крупных корпораций и масштабных частных инвестиций. Но по максимуму сохранил промышленный потенциал (в частности – авиастроительный комплекс) и фактически избежал появления олигархических групп. Со значительной натяжкой такой группой можно считать разве что корпорацию ТАИФ, контролируемую сыновьями Шаймиева, и аффилированные с ней нефтехимические предприятия.

Однако и здесь проявился своеобразный подход "минтимеризма". С одной стороны, родственные связи, несомненно, способствовали резкому росту ТАИФа; с другой – Шаймиев никогда не позволял корпорации действовать в разрез с управленческой политикой региональной власти и, если нужно было, "напрягал" сыновей поработать на интересы региона.

Во второй половине 1990-х отличительной чертой Татарстана стала максимальная бизнес-автаркия. Татарстан слыл самым "закрытым" для бизнеса регионом России. За редким исключением, здесь практически не было филиалов федеральных банков или крупных ритейловых сетей. Банки могли "войти" в Казань лишь с условием предоставления крупных кредитов местным (де-факто – казенным) предприятиям. МТС освоила Татарстан в числе едва ли не последних из числа крупных регионов, да и то - на условиях покупки местной телефонной компании Сантел. Последовавшему за ней Мегафону было, разумеется, легче. Окончательно Казань "сдалась" лишь в середине 2000-х, когда на смену местным доморощенным сетевикам пришли М.Видео, Metro, IKEA, ОБИ, Х5 и прочие крупные сети. Подобный подход в 90-е сдержал выкачивание потребительских денег из региона (бич многих российских земель), однако привел к тому, что сама Казань не сумела родить ничего конкурентоспособного в сфере ритейла. Сеть "Бэхэтле" трудно считать объективным примером, поскольку ее создательница – родственница нынешнего казанского мэра Ильсура Метшина.

"Минтимеризм" во многом предвосхитил и тему государственного доминирования в банковской индустрии. Накаченный на старте нефтяными деньгами казанский Ак Барс Банк в результате оказался в числе лидеров российского банкинга (TOP-10 российских банков по размерам активов и собственного капитала).

В итоге в Татарстане возник весьма своеобразный опыт управления – регион управлялся как единая многопрофильная корпорация. Этакая сверхфирма с собственной землей и населением. Причем население в результате особого выбора, где и как работать, не имело. Подобный эффект крепостного права позволил "корпорации Татарстан", как окрестил этот феномен известный казанский экономический журналист Рашид Галямов, существенно экономить на оплате труда.

ОСОБЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Татарстан стал и полигоном отработки различных форм сосуществования федеральной и региональной властей. Причем прошел все стадии – от полного антагонизма (1992-1993 год), до вынужденной готовности терпеть друг друга (1994-2000 годы), де-юре прикрытой договором о разграничении полномочий. В 1990-е годы в качестве наукообразного прикрытия этого компромисса стали неуклюжие построения и размышления на тему так называемой "ассиметричной федерации".

Однако в начале 2000-х годов разграничение полномочий фактически сошло на нет. А "ассиметричность" сменилось полной адаптацией Татарстана в российскую политическую и экономическую жизнь. Но опять же – на основе очередного политического компромисса. Татарстан в ряду других регионов стал равным среди равных, с поправкой на то, что в России некоторые бывают "равнее" других. В случае с Казанью это выразилось в гигантских субсидиях, направляемых из федерального бюджета в Татарстан. Благо поводы находились – тысячелетие Казани, будущая универсиада и т.п. По сути можно констатировать возникновение совершенно уникальных взаимоотношений. С одной стороны, Татарстан остается регионом-донором. С другой, он имеет дело с центром-спонсором. Причем деньги, закачиваемые в регион, шли почти исключительно на инвестиции в инфраструктуру. А благодаря высоким ценам на нефть до начала мирового кризиса цепочка "нефтедобыча-власть-вложения в инфраструктуру" оказалась настолько самодостаточной, что бизнес, кроме аффилированного, полностью вылетел из числа приоритетных интересов.

Любой наблюдатель, сравнивающий волжские города, почти всегда отмечает одну парадоксальную, на первый взгляд, особенность. Казань выглядит на порядок более блестящим, ухоженным и впечатляющим городом, чем Самара или Нижний Новгород. Однако потом невольно замечаешь, что если в Самаре и Нижнем жизнь малого и среднего бизнеса кипит, то в Казани она практически незаметна. Каждый магазин, отель или кафе тут кажутся подразделениями некой огромной сверхкорпорации, а не результатом чей-то частной инициативы.

И невольно напрашивается вывод. Развитие в российских регионах заметно там, где большая нефть и сильная властная вертикаль. А жизнь – там, где власть более слабая власть и нет допинга нефтедолларов. Вопрос в том, смогут ли российские регионы обучиться искусству антидопингового эффективного управления.

ПИОНЕР УПУЩЕННЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

Любопытной чертой "минтимеризма" стало то, что на протяжении практически всего времени татарстанская властная команда отнюдь не почивала ни на лаврах суверенитета, ни на подушке сверхдоходов от нефти. Попытки создать модель эффективного управления, при котором власть уходит в социальные функции, уступая экономическую инициативу бизнесу, не прекращались в Татарстане с середины 1990-х годов. Но практически все они остались невостребованными.

Первым звоночком в этом ряду можно считать появление в 1996 году программы социально-экономического развития Татарстана, которую можно считать манифестом либеральной доктрины региональной экономической политики. В программе констатировался тупик основной ставки на поддержание "оборонки", ущербность финансового сектора, без которого развитие экономики невозможно, проблема "утечки мозгов" из региона (характерная ныне для всей России), риск потери способности к воспроизводству научного потенциала. Ее авторы предлагали резко ограничить расширение бюрократического аппарата, отмечая, что "это настолько не вяжется с видимым уходом государства из управления экономикой, что не поддается рациональным объяснениям". Предлагалось также запретить прямые инвестиции государства в экономику с тем, чтобы переводить его с допингового развития на естественное, передать контроль над предприятиями в управление частным компаниям и фондам, упростить и ввести общественный контроль над лицензиями, тарифами, акцизами, упростить налоговую систему.

Эта попытка реформ регионального управления так и осталась на уровне документа. Слишком резко она шла в разрез с интересами чиновничества и сложившимися управленческими традициями. А "заводила" этой программы, лидер казанских либералов первый вице-премьер Татарстана Равиль Муратов, вопреки прогнозам, не получил кресла премьера, в которое его тогда многие прочили.

И, несмотря на то, что ручное управление экономикой со стороны властей потерпела явные неудачи на примере КамАЗа и ЕлАЗа (с которого после некоторых вялых телодвижений "сбежал" General Motors), в Казани продолжала реализовываться модель экономики, управляемой сверху.

Менее масштабные попытки реформировать эту систему были предприняты уже в 2000-х годах, когда в Казани под эгидой местного кабинета министров были разработаны концепция трехосной системы власти (министерства – служба надзора – агентство) и система индикативного управления (цели и способы измерения качества управления определяются индикаторами развития, которые планируется достичь). Однако эти попытки остались на уровне "игры ума" и в усеченном виде были экспортированы в другие, менее привыкшие к "допингу" регионы и в центр Германа Грефа.

УСРЕДНЕННЫЙ РЕЗУЛЬТАТ

Одним из явных тревожных симптомов проблем "минтимеризма" стала элементарная статистика, характеризующая уровень жизни населения. При 30 миллионах тонн нефти, добываемых ежегодно, и гигантских федеральных вливаниях, Татарстан остается в числе "серых середнячков": размер средней заработной платы здесь составляет 15-16 тыс. рублей, что меньше уровня примерно трети российских регионов. Институциональное отсутствие конкуренции (государство – единственный глобальный игрок в бизнесе) приводит к тому, что стимулов повышать оплату труда практически нет. В итоге прослойка среднего класса (сам факт существования которого в России все еще ставится под сомнение) здесь крайне мала, да и та образовалась в основном не на предпринимательстве, а на чиновничестве и аффилированных к нему квазибизнесах. Как заметил автору этих строк один из близких к правительственным кругам Татарстана персонажей: "а что вы хотите, ведь у нас средний класс назначили…".

Та же картина и с робкими попытками поддержки предпринимательства. В Казани принимались декларативные программы, создавались советы и фонды, ставились задачи, но далее регистрации в "одно окно" и пары технопарков дело не пошло. Что вполне естественно: поддержка бизнеса оставалась для региональной власти желательным, но вовсе не обязательным условием, благо к формированию бюджета налоговые поступления от зачатков предпринимательства имели самое ничтожное касательство.

…Посередине главной площади Казани до сих пор стоит монументальное изваяние Владимира Ленина. Переживший митинги демократов времен перестройки и демонстрации национального движения, здешний вождь мирового пролетариата и одет весьма неплохо, и имеет весьма уверенный вид.

ВИДЫ НА БУДУЩЕЕ

В 90-е годы, в разгар бесконтрольной приватизации и раздрая в России, Татарстан называли "островом стабильности и порядка". Совпадение с предкризисной оценкой России неслучайно: пока нефть в цене, такие "острова" способны генерить относительно комфортный климат.

Однако кризис показал, что рассчитывать на его устойчивость не приходится. Нужно менять климатические установки.

В этом плане "большая губернаторская ротация" - это не вопрос смены персонажей. По идее, должна меняться сама парадигма регионального управления. Пока же основным его средством остается распределение. Государство – это склад, правитель – завхоз. Соответственно, чиновник выше бизнесмена. Бизнес процветает лишь там, где поддерживается чиновником. Даже масштаб не важен – что олигарх-миллиардер, что владелец районной типографии – все зависят от госзаказа, госвливаний, госдавалки.

Разумеется, при том тот, кто выше рангом в "давальной" системе, отлично сознает, что внизу воруют. И объявляет борьбу с коррупцией. Вопрос в том, что это борьба скорее с масштабом коррупции, чем с ней самой как явлением. Поскольку бороться с коррупцией в такой системе менеджмента – это значит бороться с самим ресурсом управления – "давалкой". Полная победа здесь будет означать, что змей Уроборос пожрал самого себя. Пока же власть остается в бизнесе, власть остается бизнесом.

bankir.ru